3. Оксман Азадовскому

<Саратов> 28 сентября 1947 Дорогой Марк Константинович,

видимо, не судьба была нам в этом году повидаться по-настоящему. Шутка ли сказать, трижды приезжать в Ленинград, каждый раз встречаться с вами на лету, и ни разу так, как этого хотелось бы! Если бы я был суеверен, то следо­вало бы задуматься — особенно после двукратного срыва поездки в Кавголо­во. Что ж, отложим встречу до 1948 г. — ведь и эта дата уже не за горами — летит время — опять, как во сне. Впрочем, оно может быть и лучше.

Стоят чудесные дни, — настоящая «золотая осень», ясная, теплая, какой в Ленинграде не бывает. Хотелось бы «бродить без дела и без цели»1 по бульва­рам, по набережной, болтать по душам с старыми друзьями, перелистывать хорошие книги, вспоминать любимые стихи. Я настроен очень провинциально во всех смыслах. В Саратове чувствую себя лучше, чем на «берегах Невы». Но быт трогает и здесь. Вот уже месяц, как не удается поработать «для себя». У меня очень большая нагрузка, я едва успеваю с подготовкой очередных лек­ций, — своих книг нет; библиотеки обескровлены. Второе полугодие будет, правда, много свободнее. Вероятно, поеду на февраль—март в Москву. Хочется наладить печатание до этой поездки саратовского сборника о Белинском2. Кое-что успел уже в этом отношении наладить, но надо бы браться вплотную, а сил не остается на доработку, времени не хватает на организационную кухню.

Лежит в карточках новая «Летопись Белинского»3 — сделал ее единолично, в корне переработал старое и в два раза увеличил за счет журналов и газет 30— 40-х годов, за счет проработки всего окружения Белинского. Получился уни­версальный справочник по Белинскому и необходимый материал для всей эпо­хи. С Гослитиздатом еще не говорил, надо переписывать, сделать последнюю сводку, а времени тоже нет. В «Учен<ые> Записки» сдал в июле работу о Коль­цове — три печат<ных> листа4. Не знаю, убедительно ли, но во всяком случае очень свежо и ни на кого не похоже. В статье этой есть глава об оде «Вольность» (вопрос о масштабах ее социального звучания, с попутным экскурсом о том, что «гроза царей, свободы грозная певица» — это марсельеза, а «возвышенный галл» — Руже де Л иль5. Дошел я до этого «своим умом», но уже в Москве узнал, что в списке Полторацкого6 есть авторитетнейшее подтверждение моего толко­вания. Очень хотелось бы с вами проконсультировать эту линию, ибо пушки­низм переживает сейчас очередной кризис, угрожающий параличом).

Еще нужен совет ваш. В этом году исполнилось 30 лет Сарат<овскому> филол<огическому> факультету. Воодушевленный библиографией Павла Наумовича7, — я решил ввести в план работ Сарат<овского> науч<ного> студенч<еского> общества изучение работ основоположников литературове­дения в Сарат<овском> Ун<иверситете>: В. М. Жирмунского8, Н. К. Пикса­нова9, Б. М. Соколова10. С этим изучением связано будет составление пер-сон<альных> библиографий. В сарат<овских> условиях это очень не легко. Поэтому посоветуйте, как быть с работами Б. М. Соколова (я совершенно не в курсе их и не знаю, куда направить составителей библиографии), и разве-

41


дайте, нет ли у В. М. Жирмунского чего-нибудь, что можно было бы взять за основу. Мне кажется, что это можно будет напечатать солиднее, чем делалось Пуб<личной> Библиотекой. Жду ваших сообр<ажен>ий.

За книжку очень благодарен. Надпись даже растрогала. Очень удачный сборник, хотя издан по-бурятски11. Что думает об этом Костик? Самый сер­дечный привет вам и Лидии Владимировне от Ант<онины> Петровны и, ко­нечно, от меня.

Ваш Ю. Оксман

1 Видимо, реминисценция пушкинской строки «Скажи, зачем без цели бро­дишь...» («Египетские ночи»).

2 О том же Оксман писал и В. Д. Бонч-Бруевичу 21 декабря 1947 г.: «...Хочется наладить регулярный выпуск «Ученых Записок Саратовского Государст<венного> Университета», во-первых, и издание научно-исслед<овательского> сборника к столетию со дня смерти Белинского, — во-вторых...» (РГБ. Ф. 369. Карт. 311. Ед. хр. 52. Л. 21). Задуманный Оксманом сб., посвященный Белин­скому, был издан — с немалыми трудностями — лишь несколько лет спустя (Уч. зап. Саратовского гос. ун-та. Т. XXXI. Вып. филологич. 1952). «...Это злополучное издание, — рассказывал Оксман А. С. Долинину 8 марта 1953 г.— оно должно было выйти в свет в 1949 г., в 1950 г. было отпечатано, а в 1952 г. чуть было не ушло в макулатуру...» (РНБ. Ф. 1304. Оп. 1. Ед. хр. 211. Л. 1). См. также письма 50, 103, 106, 107 и др.

3 Первая редакция «Летописи...» была издана в 1924 г. (Летопись жизни Белин­ского / Составили Н. Ф. Бельчиков, П. Е. Будков и Ю. Г. Оксман. Ред. Н. К. Пиксанов. М., 1924). Новая, значительно расширенная «Летопись...», над которой Оксман работал «единолично», увидела свет спустя три с полови­ной десятилетия (см.: Оксман Ю. Летопись жизни и творчества В. Г. Белин­ского. М., 1958).

4 Имеется в виду статья Оксмана «А. В. Кольцов и тайное "Общество Незави­симых"», напечатанная, наряду с его разысканиями в области биографии Бе­линского, в Уч. зап. Саратовского ун-та в 1948 г. (Т. XX. Вып. филологич. С. 50-91).

5 См. об этом подробнее в письмах 21, 22, 23.

В цитируемой Оксманом пушкинской строке из оды «Вольность» — ошиб­ка. У Пушкина «...гордая певица».

6 Сергей Дмитриевич Полторацкий (1803—1884) — историк и библиограф, кол­лекционер и знаток памятников рус. лит-ры XVIII-XIX вв. В его собрании находился один из списков оды «Вольность» (см.: Голос минувшего. 1923. № 1. С. 21—25). В своей статье Ю. Г. Оксман ссылается на мнение Полторац­кого, дошедшее до нас «в записи библиографа M. H. Лонгинова» (См.: Окс­ман Ю. Г. А. В. Кольцов и тайное «Общество Независимых». С. 80).

7 Оксман имеет в виде библиографию П. Н. Беркова (Л., 1947), выпущенную к его 50-летию Гос. Публичной библиотекой.

8 С1917 по 1919г. В. М. Жирмунский заведовал кафедрой романо-германской филологии на историко-филологич. ф-те Саратовского ун-та.

9 Николай Кириакович (Кирьякович) Пиксанов (1878—1969) — литературовед; библиограф; исследователь биографии и творчества Грибоедова, Пушкина, Белинского, Гончарова, Тургенева и др.; значительная часть его работ посвящена проблемам методологии литературоведения, творческой истории лит. произведения и т. п. В 1917—1921 гг. — профессор Саратовского ун-та, а также — директор Саратовского Ин-та народного образования. Профессор Ленинградского и Московского ун-тов. Чл.-корр. (1931).

Марк Азадовский, вступив в переписку с Пиксановым в 1916 г. (сохрани­лось 20 писем за 1916—1947 гг.; ИРЛИ. Ф. 496), был в течение долгого време­ни связан с ним общими профессиональными интересами. В те годы он це­нил работы Пиксанова; в 1930 г. опубликовал в журн. «Северная Азия» (№ 1— 2. С. 163—68) одобрительную рецензию на его кн. «Областные культурные гнезда» (1926). Однако после неблаговидных действий Пиксанова в 1949 г. (см. примеч. 16 к письму 26) Азадовский прекратил с Николаем Кириакови­чем всяческие сношения и более их не возобновлял.

Что касается Оксмана, прямого ученика Пиксанова по Петербургскому университету, то он долгие годы сохранял по отношению к нему почтитель­ную привязанность, тесно общался с ним и неизменно подчеркивал его науч­ные заслуги (см. примеч. 6 к письму 12 и примеч. 2 к письму 131). «Недавно разбирая свои бумаги, — писал Оксман Н. К. Пиксанову 10 сентября 1965 г.,— я нашел свой доклад в семинарии по Белинскому, кот<орый> вы вели в 1914—1915 гг. Доклад на тему «Белинский о прозе Э. Т. А. Гофмана» (я ведь готовил дипломную работу о Гофмане в рус<ской> и франц<узской> литера­туре 20—30-х гг.). И, боже мой, сколько вспомнилось мне и о первых годах нашего знакомства, и о московских встречах 20-х годов, и о ленинградском общении 30-х годов! Сколько было прожито нами вместе хорошего

Тем не менее, узнав в Саратове о поведении и роли Пиксанова в ленин­градских событиях 1949 г., Оксман, подобно Азадовскому и другим, прекра­тил общение со своим бывшим учителем. Его письма к С. А. Рейсеру и другим людям в начале и середине 1950-х содержат немало чрезвычайно резких и даже уничтожительных отзывов о Пиксанове. Позднее, в конце 1950-х гг., его связь с Пиксановым (в основном деловая) вновь налаживается; возобновляется и переписка, причем Оксман, судя по его письмам, не раз напоминал Пикса­нову о его проступке. «На наших глазах, — писал он ему 19 января 1962 г., — пало столько авторитетов, мы так все оскотинели, прямо или косвенно содей­ствуя всем зверствам Сталина и его подручных, когда сотнями казнились, отправлялись на расстрелы, пытки, в изгнание наши товарищи и коллеги, которых мы провожали на смерть поношениями, а не сожалениями (вспом­ните, что происходило не только в 1937, но и в 1949—1952 гг.), — что не приходится удивляться тем нравам, которые установились в литер<атурном> и научном мире сейчас. Многие ваши старые друзья (напр<имер>, Н. К. Гуд­зий) считают, что вы тоже не проявили ни гражданского мужества, ни благо­родства в ту пору, когда травили Азадовского, Жирмунского, Гуковского и многих других только за то, что они "космополиты"».

10 Борис Матвеевич Соколов (1889—1930) — фольклорист, автор работ по древ­нерус. лит-ре. Брат Ю. М. Соколова. В 1919—1923 гг. преподавал в Саратов­ском ун-те.

11 Имеется в виду кн. М. К. Азадовского «Очерки лит-ры и культуры в Сибири», выпущенная в Иркутске летом 1947 г. Экземпляры были получены Марком Константиновичем около 10 сентября (см. его письма к Г. Ф. Кунгурову, редакто­ру книги, от августа—сентября 1947 г. // ЛНС. Т. 8. С. 249, 254, 255 и др.). «Из­дан по-бурятски» — ироническое замечание Оксмана, вызванное, по всей види­мости, неказистым внешним видом книжки (обложка, качество бумаги и пр.).

Гавриил Филиппович Кунгуров (1903—1981) — писатель и литературо­вед, исследователь лит-ры Сибири конца XVIII — начала XIX в., автор кн. «Сибирь и лит-ра» (Иркутск, 1975). Ученик М. К. Азадовского по Иркутскому ун-ту в 1924—1928 гг.

43