Майя БОРИСОВА
ПРЕДЫДУЩИЙ ЧОКНУТЫЙ
Рассказ
Митрофанов Сергей в свои двенадцать лет был человеком вполне
самостоятельным. Если случалось ему участвовать в каких-нибудь сомнительных
школьных проделках, он при разбирательстве никогда не говорил, что его, мол,
заманили или что как все, так и он. Да этому бы и не поверили, поскольку знали:
Митрофанов Сергей живёт своим умом.
Предыдущий Чокнутый впервые пересёк жизненный путь Митрофанова Сергея
зимой, во время школьных каникул. Впрочем, «жизненный путь» — выражение чересчур
громкое и неточное. Речь идёт о лыжне.
Митрофанов Сергей шёл лесной просекой по накатанной лыжне. Лыжи
скользили легко и быстро, как по рельсам. Короткий зимний день перевалил на
вторую свою половину. Было безлюдно и тихо.
Внезапно Митрофанов Сергей заметил лыжный след, решительно свернувший в
чащу. Кто-то совсем недавно сошёл с просеки, поднырнул под заснеженную еловую
лапу и двинулся по лесу неизвестно куда и неизвестно зачем. Митрофанов Сергей
постоял в задумчивости. А потом неожиданно для себя тоже поднырнул под еловую
ветку, задев её при этом головой и получив хорошую порцию снега за шиворот.
Скоро он убедился, что тот, за кем он пошёл, какой-то чокнутый... След
его петлял вокруг стволов, иногда замирал, глубоко оттиснув в снегу полозья лыж
и кружки палок, менял направление без видимых причин... Между тем снег
становился всё рыхлее, кусты — всё непролазнее. Потом след переполз через
канаву, которую Митрофанов Сергей решил одолеть «лесенкой», но оступился и
угодил рукой в притаившуюся под тонким льдом тепловатую, пахнущую химией воду.
Рукав куртки намок до самого локтя.
Митрофанов Сергей ругательски ругал себя за глупость, но повернуть назад
казалось ещё глупее, и он продолжал тащиться по лесу, мысленно грозя Чокнутому
всяческими карами и одновременно умоляя его выбраться поскорее на открытое
место.
Лес наконец расступился, и Митрофанов Сергей очутился на горке, давно и
хорошо ему знакомой. Справа по некрутому, но длинному спуску можно было съехать
как раз к дороге, которая вела в посёлок и на станцию. Слева же с этой горки
съезжать было опасно, потому что и обрыв тут был, и яма, а внизу маячили
огромная сосна и телеграфный столб.
И тут Митрофанову Сергею стало нехорошо: след Чокнутого загибался влево
и круто срывался вниз.
Один голос внутри Митрофанова Сергея сказал ему: «Это же псих
ненормальный! Он тебе не указ!»
Другой голос внутри Митрофанова Сергея сказал: «Он посмел, а ты — не
смеешь! Тебе — слабо...»
Митрофанов Сергей повернул налево, приблизился к обрыву и без задержки,
чтобы не позволить страху одолеть себя, оттолкнулся палками.
Он упал уже на ровном месте, благополучно пролетев над ямой и счастливо
миновав сосну и столб. А Предыдущий Чокнутый свалился раньше! При этом, видно,
упустил лыжу: к подножию горы спускались глубокие отпечатки его ботинок.
«Хоть посмотреть бы на тебя, полоумного», — уже весело, без злости думал
Митрофанов Сергей, возвращаясь в город на электричке.
Часть лета Митрофанов Сергей провёл с родителями, а на третью смену
его отправили в пионерлагерь. Лагерь располагался на отшибе от станции и от
деревни, по соседству виднелась лишь одна изба. Первым же утром, выбежав на
построение, Митрофанов Сергей услышал детский плач. Он доносился из окна
избушки, на крыльце которой сидела собака суровой наружности. Если кто-нибудь
пытался подойти к калитке, собака начинала грозно рычать.
Ребята рассказали Митрофанову Сергею, что живёт тут одинокий старик,
который зимой охраняет лагерь. На лето к нему приехали дочь с младенцем, да
заболела, её увезли в больницу, и старику приходится на рассвете спешить в
деревню за молоком. А младенец остаётся с собакой.
— Вы что, не сообразили, что ли, молоко носить по очереди? — спросил
Митрофанов Сергей.
— По очереди старик не согласен, — ответили ему. — Собака на каждого
новенького лает, младенец просыпается и ревёт. А если собаку к каждому приучать,
какой из неё потом сторож?
— В первой смене, говорят, нашёлся один чокнутый, — добавили ребята, —
каждый день до линейки в деревню бегал с посудиной. Но таких чудаков — один на
миллион...
Тут Митрофанов Сергей понял, что снова влип. Он постучался в калитку
старикова дома и попросил деда, чтобы объяснил, у кого брать молоко, и чтобы
выставлял с вечера бидончик. Собака приблизилась к Митрофанову Сергею без лая,
молча обнюхала его и сдержанно повиляла хвостом.
Всю смену Митрофанов Сергей вставал с петухами, бежал в деревню, а
возвращаясь, успевал ещё искупаться в речке. Уже и старикова дочка вышла из
больницы, и нужда в этих походах отпала, но Митрофанов Сергей привык,
втянулся...
А на Предыдущего Чокнутого ему по-прежнему хотелось поглядеть.
Вернувшись в город, Митрофанов Сергей не стал изменять приобретённым
привычкам: так же вставал с первыми позывными радио, делал зарядку в лоджии,
потом становился под душ. Сначала воду надо было пускать загодя, чтобы шла
похолоднее, потом она уже сразу была холодной, а потом Митрофанов Сергей перешёл
на обтирание снегом.
В одно тёмное и промозглое утро Митрофанова Сергея окликнул сверху
жалостный голос:
— Эй, ты что, вовсе чокнутый? Ты что, на всю зиму свою физкультуру
затеял?
Митрофанов Сергей подошёл к ограждению лоджии и задрал голову. Этажом
выше смотрел на него, перевесившись, растрёпанный мальчишка, синий от холода и
злой как чёрт.
— Но ведь ты тоже вроде бы зарядку делаешь? — спросил Митрофанов Сергей.
— Я давно слышу: пыхтишь и топочешь...
— Да я следом за тобой, как идиот последний...
— Никто ж не заставляет, — резонно заметил Митрофанов Сергей.
— Ага, значит, ты — можешь, а мне — слабо?! — взъярился мальчишка. — А
я, если хочешь знать, уже гирю жму до полста раз!
Он скрылся, а Митрофанов Сергей пошёл в ванную. Растираясь жёстким
полотенцем, он глянул в зеркало, и ему вдруг стало смешно: из зеркала на него
смотрел Предыдущий Чокнутый верхнего мальчишки!
