Он пришел в поселок неожиданно и неизвестно откуда.  Это был  паренек
лет пятнадцати, худощавый и в своей незрелости похожий на жеребенка  —  из
тех, что покорно и вдохновенно откликаются на розовый зов зари, и с полным
самозабвением приветствуют звонким ржанием  девственно  и  неправдоподобно
алый диск солнца, и бьют аккуратными копытцами  в  тугую  мягкость  одетой
травой, по-утреннему влажной земли...
     Вот такой он был —  сероглазый,  довольно-таки  тощий  и  удивительно
молчаливый.  А поселок был маленький, почти весь окруженный океаном, сосны
в нем росли как хотели —  порой  они  пробивались  сквозь  крыши  скромных
рыбачьих домиков, а вокруг маяка стояли уверенной  стройной  стеной.  Люди
здесь жили грубоватые и простые, они верили во  всякие  чудеса,  но  никто
почему-то не удивился появлению этого паренька, которого,  как  выяснилось
на следующее утро, звали коротким  именем  Рой,  а  также  тому,  что  его
приютил одинокий старик Вельд. Вельд был когда-то рыбаком не из последних,
но состарился и стал смотрителем маяка.  Правда, работа  его  не  особенно
тяготила — корабли проходили здесь редко, — однако он вставал неизменно  в
пять и шел проверить, горит ли огонь.  Люди его любили и уважали, а  Вельд
был ровным в обращении  с  ними,  не  отличался,  как  большинство  других
стариков, болтливостью и любопытством.  И может быть, именно поэтому он не
спросил у Роя, кто он и  откуда,  просто  бросил  в  угол  комнаты  охапку
морской травы и буркнул:
     — Будешь спать здесь... Если хочешь, конечно.
     Он всем — даже делая самое доброе дело — говорил так: «если  хочешь»,
потому что был уверен, что никому нельзя давать советов и  рекомендаций  и
побуждать поступать так или иначе. Ведь люди все могут обратить во зло.
     Рой стал жить у старика Вельда,  и  прошло  довольно  много  времени,
прежде чем обитатели полуострова заметили, что начали происходить  чудеса,
а тем более поняли, откуда они идут.
     Рой ни с кем не дружил и никого не  чурался.  Но  и  эта  его  черта,
всегда вызывающая озлобленность сверстников,  не  отталкивала  окружающих.
Его приняли — и все.  И почему так  получилось,  тоже  никто  не  смог  бы
сказать и не задумывался над этим.
     Он помогал Вельду зажигать огонь на маяке, охотно ходил в море вместе
с остальными рыбаками, подолгу сидел один  на  один  со  старой  Вельдовой
овчаркой — они молча смотрели друг другу в глаза  и,  казалось,  о  чем-то
говорили, — в прибой смело  катался  по  волнам  на  отполированной  морем
доске, а однажды, когда его попытался  вызвать  на  драку  парень,  бывший
старше и сильнее его, просто спокойно и пристально посмотрел ему в  глаза,
и противник Роя сразу как-то съежился и стал похож  на  овчарку  Вельда  —
только был, конечно, куда непригляднее...
     Рой ни в чем не уступал  обитателям  Дельфиньего  (так  он  почему-то
назывался) полуострова. Только в одном.
     Был  здесь  утес,  круто  нависший  над  океаном.  Считалось   особой
доблестью взобраться на  него  по  крутой  каменистой  тропинке  и  просто
смотреть вниз и вперед на расстилающуюся лазурную гладь или черные гневные
валы бушующей воды.
     Рой этого никогда не делал. Однажды ему насмешливо бросили:
     — Боишься?
     И он серьезно и просто ответил:
     — Да, я боюсь.
     Так ответил неизвестно откуда взявшийся  здесь  худощавый  нескладный
паренек, который не боялся  уплывать  в  океан  даже  при  самом  жестоком
шторме, дружил с дельфинами и свирепыми, по общему  мнению,  касатками,  и
как-то, на страх и  удивление  всему  поселку,  в  течение  часа  играл  с
гигантским  осьминогом,  невесть  каким  образом   заплывшим    в    бухту
полуострова.
     Морозным и прозрачным февральским утром  гудящий,  словно  гигантская
струна  толщиной  метра  в  два,  шквал  вцепился   в    рыбачью    шхуну,
возвращавшуюся к Дельфиньему с богатым уловом скумбрии.  Он схватил ее  за
обнаженные мачты, как мы  хватаем  нашкодившего  котенка,  и  стремительно
поволок к черному горизонту.
     Женщины плакали молча и исступленно — они знали, что  плачут  уже  по
покойным: еще никто не вырывался из мертвой хватки таких шквалов.
     Рой строгал лучину, когда все это началось. Он увидел гибнущую шхуну,
выронил широкий нож Вельда и замер. Он смотрел на лодку глазами, в которых
не оставалось места ничему,  кроме  этих  людей,  влекомых  в  осатаневшую
бездну.
     Шквал умер.  Море смирилось.  На  мачтах  шхуны  неуверенно  забелели
клочья парусов. Через полчаса поселок ликовал — на берег вернулись все.
     Утром Вельд, вопреки обыкновению, обратился к Рою с вопросом, который
он всегда считал праздным:
     — Ты хорошо спал?
     И Рой слабо улыбнулся и сказал в ответ:
     — Так себе.
     Он выглядел осунувшимся и в тот день не плавал.
     Через месяц заболела Милл — двадцатилетняя  голубоглазая  жена  Ирра,
старосты той рабочей артели, что считалась лучшей  и  самой  удачливой  на
Дельфиньем. Приезжал молодой рослый профессор и сказал коротко:
     — Я ничего не могу сделать.
     Ночью скромное ложе Роя  пустовало  —  он  бродил  вокруг  дома,  где
металась в смертной муке золотоволосая Милл. Под утро хрупкое тело женщины
изогнулось дугой (и Ирр, ее муж, заломил в последней тоске сильные  руки),
потом она обессиленно откинулась навзничь,  и  вдруг  улетел  лихорадочный
жар, и по-новому —  по-здоровому  —  зарозовели  щеки  Милл,  и  ровным  и
глубоким стало ее дыхание, и она уснула, чтобы проснуться здоровой.
     Три дня не вставал Рой со своей постели  из  морской  травы  и  почти
неделю потом не участвовал в забавах своих сверстников.  Вельд ни о чем  с
ним не говорил.
     ...Ну а дальше, чтобы не быть слишком многословным, я  скажу  только,
что чудесным  и  непостижимым  образом  сумел  уплыть  от  страшной  акулы
мальчуган, сдуру купавшийся в штиль  под  Каменистым  обрывом  (это  место
всегда  считалось  нехорошим);  непонятно  от  чего  дрогнула  рука  давно
разыскиваемого бандита — непревзойденного стрелка, — и остался жив  старый
Вельд, чья жизнь неизвестно зачем понадобилась этому волку; еще одна шхуна
с огромной пробоиной в днище  и  с  двадцатью  семью  рыбаками  на  борту,
вопреки всем правилам логики, сумела достичь берега.
     Много было такого в жизни Дельфиньего с тех пор, как  на  этом  богом
забытом полуострове неведомо откуда и как появился  сероглазый  паренек  с
очень коротким и четким именем Рой.  И старый Вельд ни о чем не спрашивал,
а Рой становился все более бледным и тихим.
     И вот чем это все кончилось.
     Под вечер, когда стих свежий ветер, двое суток дувший с юго-запада, и
океан был спокоен и гладок, и утомившиеся за день чайки закончили  обычную
перебранку, подростки затеяли свою любимую игру  —  принялись  наперегонки
взбираться на тот самый утес, которого почему-то боялся Рой.  И  случилось
так, что парень, однажды едва не подравшийся  с  Роем  и  присмиревший  от
одного взгляда его спокойных серых глаз, споткнулся на обрывистом повороте
тропинки и, словно повиснув на  одно  жуткое  и  томительное  мгновение  в
липком вечернем  воздухе,  стал  медленно  падать  на  острые  иглы  скал,
растущих под проклятым утесом.
     Никто из очевидцев не смог потом рассказать, как успел  Рой  взлететь
на утес.  Никто — до поры — ничего не понял. А  Рой  именно  взлетел  —  и
парня, падавшего на скалы, словно подхватил  непонятно  откуда  налетевший
ветер.  И понес в сторону, к океану, и через минуту этот парень,  целый  и
невредимый, только слегка оглушенный, подплывал к берегу.
     Видимо, тот же порыв ветра чудовищным языком слизнул  Роя  с  вершины
утеса. Но упал он не в море, а прямо на иглы скал.
     Вельд, который первым о чем-то  догадался,  крикнул  в  окровавленное
лицо паренька, неизвестно откуда взявшегося на Дельфиньем:
     — Почему?! Ведь ты помогал всем! Почему ты не помог себе?
     Рой успел ответить. Он сказал:
     — Я... уже... не мог. Все... растратил.
     Рою не поставили памятника. Его запомнили и так.


                                  * * *

     Давно умер старый Вельд, давно не загорался огонь  на  маяке,  потому
что люди изобрели тысячи совершеннейших средств, обеспечивающих безопасное
плавание...
     Как-то все эти средства отказали (выяснилось  потом,  что  прибыл  на
Землю корабль из созвездия Бурлящей Мглы) — именно  в  тот  час,  когда  к
полностью преобразившемуся за века Дельфиньему с огромной скоростью  летел
трансатлантический лайнер на воздушной подушке.  Он летел прямо на рифы  —
приборы отказали.
     И вдруг, как многие десятилетия назад, на заброшенном маяке  вспыхнул
яркий спасительный огонь, хотя  там  никого  не  было.  И  люди  почему-то
вспомнили Роя.


                                   1968


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 07/04/2000